Как интернет влияет на наше восприятие смерти - «Эзотерика»

---

11 мая 2016 года молодая француженка совершила самоубийство в прямом эфире. Через видеоприложение Periscope она хладнокровно простилась с близкими людьми и прыгнула под стремительно прибывающий поезд. Всего несколько дней назад в «Новой газете» была опубликована статья под названием «Группы смерти». Этот текст, с каждой минутой набирающий всё больше и больше просмотров, посвящён теме подростковых самоубийств и роли интернета и сетевых сообществ в этом.

Какая связь между этими двумя событиями? Они оба посвящены смерти и оба связаны с интернетом. Мы вынуждены признать, что смерть всё агрессивнее проникает в нашу жизнь. И всё чаще это делается посредством интернета. Мы не только становимся свидетелями каждодневных смертей, но и зачастую выбираем сеть как способ информирования о смерти близких. Как развитие интернета влияет на нас? Начинаем ли мы по-другому относиться к смерти?
Мы попросили некросоциолога и создателя журнала «Археология русской смерти» Сергея Мохова рассказать о том, как развитие интернета влияет на наше восприятие смерти.

Смерть в начале XX века и сейчас

Для начала стоит признать: смерть и интернет неразлучно связаны с самого начала появление сети. И дело не в интернете и его особенностях, а в том, что смерть сама по себе пронизывает нашу жизнь почти повсеместно. По меткому замечанию Клода Леви-Стросса, социальная жизнь человека — это постоянное движение к распаду, то есть к смерти. И именно поэтому, изучая жизнь, мы на самом деле изучаем смерть. Вирус, пандемия, техногенные катастрофы, случайные происшествия — всё это окружает нас каждый день. Существование смерти — это повседневность. Смерть везде.

В то же время необходимо понимать, что человек в начале XX века и тем более человек более раннего времени видел на порядок меньше смертей. Представьте себе жизнь крестьянина Центральной России первой четверти XX века, седовласого старика. Вокруг умирает большое количество людей. Дети и пожилые умирают с голоду, сыновья на войнах. Но старик ничего не знает о тысячах умирающих каждый день. Он не смотрит телевизора, не сидит в интернете, не развлекается просмотром боевиков и новостных хроник с очередных войн. Он не знает о массовом терроре, об отрезании головы неверным, о цунами и эпидемиях. Смерть в жизни старика — это смерть близкая, смерть осмысленная. Он знает, как и кого нужно хоронить, отпевать, как кого поминать.

Если сравнить нашего гипотетического старика с современным человеком, то мы заметим, что последний почти не видит смерть близкую. Его кровные родственники живы и здоровы, а если и умирают, то в медицинских учреждениях. Современный человек не замечает и физически не видит смерть соседей, не чувствует смерти тысячи ежедневно умирающих совсем рядом людей.

С другой стороны, если сравнивать этого седовласого старика и современного человека, мы должны отметить, что XX век вообще серьёзно изменил коммуникационное пространство и нашу повседневную жизнь. И я, и ты, как люди нового времени, знаем из истории о нескольких мировых войнах, об ужасающих геноцидах и холокосте, чувствуем на себе появление и угрозу применения атомного оружия.

По мнению Джеймса Грина, которое он высказал в своей книге «Beyond the Good Death», среднестатистический американец за год видит в СМИ, кино и интернете приблизительно 16 тысяч убийств. Джеффри Горер называет это «порнографией смерти» — ТВ-сериалы, сюжеты в масс-медиа, откровенные демонстрации мёртвых тел. Секс и смерть — две наиболее эмоционально насыщенных темы. В этом плане смерть 70–90 лет назад отличается не только количественно, но и качественно.

Очевидно, что между современным человеком и человеком 100 лет назад существует колоссальная разница, огромный разрыв в восприятии мортальности. Человек 100 лет назад не был включён в глобальное сообщество и не получал информацию из медиаканалов. Человек 100 лет назад видел больше смерть face to face: родственников и соседей, то есть тех, кого знал лично. Современная же смерть хоть и приобрела черты смерти массовой, популярной, но стала обезличенной.

Современный человек всё больше живёт в городах, в больших сообществах, где всё подчинено строгой функциональности. В этом контексте смерть одного человека проходит безболезненно для социальных структур, в отличие от маленьких деревенских сообществ. Будете ли вы всё так же болезненно замечать смерть коллеги по работе или однокурсника, погибшего под машиной, по прошествии нескольких месяцев?

Второе, что нужно понимать о «парадигмальном сдвиге» в восприятии смерти, — это тот факт, что отныне наше внимание занимает не смерть постфактум и загробная жизнь, а сам процесс умирания. Мы стали говорить о смерти в категориях случая: «Он недавно умер». — «А что с ним случилось?» Смерть случается, а не происходит. Смерть понимается как некий проигрыш человека, когда каждый из нас ходит по лезвию ножа.

Нас всегда интересуют причины смерти: он умер от разрыва сердца, долго болел, отказали почки. В этом контексте смерть оказалась подчинена медицине — мы стали говорить о смерти в медицинских и даже физиологических терминах. Нам кажется, что смерть становится контролируемой: мы следим за здоровьем и питанием, обращаемся к врачам, которые, следуя своим сакральным знаниям, рекомендуют нам таблетки и различные правила к исполнению по приведению организма в порядок.

Мы запрещаем эвтаназию, осуждаем самоубийства, спорим о том, что можно считать смертью. Мы продлеваем жизнь тяжело больным людям, подключая их к аппаратам искусственного поддержания жизни, вводим в состояние комы — мы решаем, когда человеку нужно и можно умереть. Мы не желаем признавать, что еда, вода, секс — это естественно, а трубки для подачи еды и поддержания вентиляции лёгких — не естественно[1]. «Хорошая смерть» сменилась «хорошим умиранием».

Всё это приводит к тому, что любая смерть, которая выпадает из медицинского поля, оказывается для нас столь неожиданным и травматичным событием, с которым мы не можем справиться. В буквальном смысле медикализация смерти привела нас к определённому табуированию (аккуратно выражаясь) и замалчиванию некоторых аспектов смерти[2].

Смерть и интернет

Такое подробное описание различий в отношении к смерти между обществами разных эпох не совсем объясняет, в чём здесь роль интернета. Что интернет принёс нового в нашу жизнь и в наше отношение к смерти? Как связаны новые коммуникационные возможности и наше отношение к смерти?

Во-первых, интернет даёт возможность быть постоянно онлайн. В любое время суток ты можешь найти собеседника или, по крайней мере, того, кто тебя выслушает и ответит тебе. Интернет позволяет постоянно ощущать близкое присутствие человека, когда это так необходимо. Видеостриминг, онлайн-сообщества, форумы и конференции создают ощущение кого-то рядом. Человек, погружённый в состояние одиночества и переживания личных проблем, получает шанс ощутить себя нужным кому-то. По этому принципу действуют группы онлайн-поддержки тяжелобольных и умирающих людей.

Во-вторых, интернет выступает как персональный автобиограф — как способ конструирования идентичности. Не только живых людей, но и мёртвых. И умирающих. Любой человек может построить любой образ, любую легенду и миф. Так, умирающие люди заводят блоги, снимают видео, пишут посты. Интернет позволяет им создавать своё символическое бессмертие через биографию.

Интернет — это способ создания собственного образа, собственного медийного «я». Аватарки, музыка, перепосты картинок и цитат — всё это один из активных инструментов саморепрезентации. И это касается смерти. Ведь наш старик имел бы всего несколько вполне традиционных способов выстраивания биографии. Например, поминальные причитания. Производя протяжный поминальный плач вместе с другими, люди вспоминают и конструируют былые заслуги погибшего. Интернет изменил способ плача, но не сам ритуал — виртуальные страницы памяти стали новой формой поминального обряда.

В-третьих, интернет-контент не приватизируется близкими людьми после смерти. Каждый желающий может воспользоваться абсолютно любым элементом, любой составной частью контента, чтобы создать свою собственную историю умершего человека. Право на личные вещи умершего больше никак не принадлежит семье. Можно легко взять картинку, пост со стены мёртвого человека и сделать с ним свою маленькую историю. Интернет делает смерть публичной.

В-четвёртых, ты можешь легко общаться с мёртвым человеком — его страница становится подобием места вознесения просьб, местом публичного признания, местом поздравления. Родственники и близкие люди обращаются к странице в социальной сети как будто к самому умершему. Страница становится не просто формой общения, но и важным местом, вокруг которого происходят поминальные практики.

Пятое — это, конечно, то, что виртуальное пространство само по себе начинает выражать идею бессмертия, идею жизни после смерти. Если раньше обращения к умершему человеку происходили через традиционные религиозные практики, то сейчас именно страница в социальных сетях представляет собой место, где продолжает жить умершей человек. Он тебя слышит, он отвечает тебе, он продолжает жить.

И, пожалуй, последнее, шестое — интернет создаёт безграничные возможности для практически любых девиаций, как сексуальных, так и мортальных. Хочешь смотреть самый извращённый секс? Пожалуйста. Хочешь смотреть мёртвые тела? Или сам быть звездой стриминга? Легко. В этом плане интернет не создал ничего нового — он как средство коммуникации вообще создавать ничего нового не может, а всего лишь даёт возможность прежним девиациям реализоваться здесь и сейчас. В любое время суток ты сможешь найти собеседника, чтобы обсудить абсолютно любую тему.

Конечно, по причине подобных коммуникативных возможностей, которые предоставляет интернет, он создаёт и огромное поле для конфликта. Что мы и увидели осенью 2015 года, когда в одну неделю разбился самолёт над Синаем и произошла чудовищная бойня в Париже. Тысячи пользователей сошлись в словесной битве о том, как нужно правильно скорбеть и оплакивать погибших. Смерть, помещённая в поле публичности, оказалась мощным эмоциональным провокатором.

Как бы то ни было, ведя свои странички в социальных сетях, не лишним будет помнить, что каждый из нас смертен, и смертен внезапно. В цифровую эпоху всё, что от нас останется, — это наша страница, десятки ссылок на стене и QR-код на могиле. И в наших силах сделать посмертное чтение наших страниц как можно более интересным.

Примечания:
1. James W. Green, Beyond a Good Death: The Anthropology of Modern Dying (Philadelphia, PA: University of Pennsylvania Press, 2008), 272 pp.
2. T. Walter Modern Death: Taboo or not Taboo? Sociology. May 1991 25: 293-310.
Источник:
FurFur

Нашли ошибку?

---