Одержимые и изгнание демонов - «Демонология»

Демонология » Общая демонология

Итак, в предыдущей статье мы с Вами немного поговорили о зарождении в архаичных дорелигиозных и ранних религиозных культах понятия о бесплотности демонов и, о взглядах на одержимость этими самыми демонами и духами. А также посмотрели, что об этом говорится в Библии.

На самом деле, обзор далеко неполный. Но сетевой формат публикаций не слишком способствует «растеканию мыслию по древу». Да и скучновато, наверное, было бы Вам читать слишком углубленное исследование по этому вопросу с массой научно-исторических и медицинских терминов. Поэтому просто продолжим.

Группы риска

Теперь давайте посмотрим, кто из представителей общества, так или иначе, рисковал получить себе этакий «подарочек» в виде инфернального поселенца.

Во-первых, тот, кто сам активно искал встречи с темными силами. Часто бесноватыми становились заклинатели, не соблюдавшие меры предосторожности. Недоучившийся или наученный неправильно колдун вызывал сущность, которую был не в состоянии контролировать и, зачастую, сам становился вместилищем для им же вызванного беса. Согласно историям, героями которых становились одержимые чародеи, демону было абсолютно все равно в кого вселяться. Его жертвой мог стать, как неофит, так и опытный колдун или заклинатель, хотя последних было не в пример меньше, возможно, в силу определенного договора, заключенного с дьяволом.

Правда, ходила одна средневековая быличка про могущественного, но очень жестокого чародея, от которого из-за постоянных издевательств сбегали ученики. Нашла колдовская коса на камень, когда его учеником стал бедный парень. А беден он был настолько, что бежать ему было просто физически некуда. Он долго терпел оскорбления и побои от своего наставника, но однажды не выдержал. А к тому времени он уже довольно хорошо усвоил механизм вызова и защиты от демонов. Вобщем, когда колдун как-то раз начертил защитный круг, и вызвал какого-то очередного «хеллбоя», то, видимо, сильно удивился, когда бес, вместо обычного беспрекословного повиновения, не торопясь зашел в магическую фигуру, взял чародея за шкирку и спокойно потащил его в свою преисподнюю. Оказалось, что обиженный ученик, улучив момент, когда его горе-педагог ненадолго отлучился, стер некоторые символы, и изменил пару священных имен в начертании круга. Для верности он стер часть границы защитной фигуры, выкрасил кусок пергамента в цвет пола, уложил его поверх места, где граница была стерта, и провел недостающую черту по нему. Таким образом, круг получился разорванным, так как правила требуют, чтобы линии обозначающие границы, были исключительно сплошными, и проводились одним движением, без отрыва.

Во-вторых, рисковали стать одержимыми те, кто хоть и были далеки от черной магии и прочей демономании, но вели исключительно греховный образ жизни. Злобные, завистливые и коварные люди, подверженные всевозможным страстям и порокам, они в своей земной жизни, как бы копировали демонических сущностей.

«В этом-то хуторе показывался часто человек, или, лучше, дьявол в человеческом образе» (Н.В. Гоголь, «Вечер накануне Ивана Купала», 1830 г.).

Нередко такой человек становился одержимым после совершения какого-нибудь особенно тяжкого злодеяния или кощунственного поступка (постоянное богохульство, осквернение святыни (особенно причастия), воровство в церкви, издевательство или убийство священника или монаха).

В третью в группу риска попадали те, кто проводил экзорцизм.

Конечно, к такому ответственному делу допускали не абы кого. Этим занимались священники, известные своей твердой верой и благочестивой жизнью, которые прошли специальное обучение. Но и они, не только далеко не всегда достигали желаемого результата, но и сами подвергались опасности быть захваченными демонами.

Считалось, что для этого бесу было достаточно поселить сомнение в Божьем могуществе и неуверенность в своих силах в сердце экзорциста, и нечистый получит возможность, выйдя из тела одержимого, обосноваться в том, кто его изгонял. В некоторых источниках встречается утверждение, что некоторые колдуны были способны даже насылать одержимость, но такое встречалось очень редко.

В виду всего этого, экзорцизм категорически запрещалось проводить в одиночку, в ассистенты экзорцистов брали только физически крепких молодых священников без проблем психиатрического характера.

Есть еще и четвертая группа. И она довольно большая.

Одержимыми становятся люди, вроде бы, самые обычные. Не отягощенные опытом проведения колдовских ритуалов, не совершавшие кощунств и преступлений, и никогда не пытавшиеся кого-то из кого-то изгнать. Но при ближайшем рассмотрении почти всегда выяснялось, что эти «обычные» люди были далеко не так безобидны, как казалось на первый взгляд. В их «тихих омутах» частенько водились такие «черти», что не в сказке сказать, не вслух произнесть. Можно хотя бы почитать бабушку Агату, которая брала своих персонажей отнюдь не с потолка. Впрочем, были и исключения.

На самом деле, до сих пор никто не может сказать со стопроцентной уверенностью, при каких обстоятельствах в обычного человека вселяется потусторонняя сущность.

Идентификация одержимости

Согласно практически всем свидетельствам, после наступления состояния беснования люди очень сильно изменялись. Исходя именно из характера таких изменений, и делают вывод о присутствии в человеке злого духа. Рассмотрим эти изменения.

Итак, имеются подозрения, что перед нам одержимый, если он:

- изменяется внешне и далеко не в лучшую сторону (грубеют черты лица, выпадают волосы и зубы, хрипнет голос, могут наблюдаться высыпания и опухоли на теле);

- появление беспричинной агрессии, особенно в присутствии икон, распятий и других священных предметов;

- появление необычайной силы, иногда вместе с ненормальной гибкостью тела;

- крайне непристойное поведение;

- раздвоение личности;

- знание никогда неизвестных одержимому языков (ксеноглоссия);

- редко наблюдается левитация;

- редко автописьмо (у медиумов);

- быстрое истощение, или наоборот, необычное ожирение;

- постоянное богохульство;

- иногда частичный или полный паралич;

- неприятный запах, редко – запах серы;

- подражание поведению животных;

- редко наблюдается рвота необычными предметами (гвоздями, битым стеклом, и пр.);

- может наблюдаться видение через препятствия или на очень большое расстояние;

- возможно угадывание чужих мыслей.

Людей одержимых демоном старались изолировать и, по возможности, держать под постоянным наблюдением, так как нередко бес внушал им мысли о самоубийстве и убийстве.

Экзорцизм

Затрагивая тему экзорцизма, нужно, прежде всего, сказать несколько слов о сути самого явления.

Как отмечалось в предыдущей статье, в христианстве изгнание демона имеет очень древние корни. В Ветхом и Новом Заветах периодически встречаются упоминания о таких случаях. Нужно отметить, что в этих рассказах одержимость представляется нам с точки зрения довольно близкой к современной. Беснование рассматривалось, в первую очередь, как тяжелая болезнь с психофизиологическими симптомами, а вовсе не как нечто экстраординарное. И если в Книге Товита мы встречаем экзорцизм, так сказать, химического свойства, то в 1 Книге Царств, в качестве лекарства применяется музыка:

«Давид, взяв гусли, играл – и отраднее и лучше становилось Саулу, и злой дух отступал от него» (1 Цар. 16:23).

В новозаветных текстах мы видим изгнание нечистых духов одним лишь словом или прикосновением Христа, а потом и апостолов. Но во времена их преемников (мужей апостольских, апологетов и т. д.) такие свидетельства, за редким исключением, исчезают, а в христианской церкви для экзорцизма начинают разрабатываться специальные обряды и составляться заклинательные молитвы. С молитвами все понятно, кому интересно, можно легко найти в Интернете, хоть католические, хоть православные. А вот на самом обряде нужно остановиться подробнее. Вобщем-то, здесь ничего сложного нет. Это прямое общение человека с потусторонней сущностью, имеющее цель подчинения ее своей воле. Если мы посмотрим на само слово «экзорцизм» (лат. exorcismus; греч. Exorkizo - «заклинать»), то увидим, что, в сущности, это наименование обычного обряда по заклинанию демона. Но, если в колдовском варианте демон призывается, а потом заклинается, то здесь мы видим механизм обратный: демона обнаруживают (разоблачают), заклинают, и изгоняют. Сам обряд делится на несколько стадий или этапов:

1. Присутствие демона. Когда изгоняющий и его помощник чувствуют (определяют), что в одержимом действительно находится потусторонний товарищ.
2. Этап притворства. Когда демон понимает, что его сейчас будут просить с вещами на выход, и начинает притворяться, пытаясь ничем не выдать своего присутствия. Здесь экзорцист должен заставить нечисть проявить себя и назвать свое имя. Надо сказать, что дьявол будет всячески изворачиваться, будет запугивать и путать экзорциста, припоминать ему его собственные грехи, обвинять в несуществующих преступлениях, обвинять в маловерии, неверии и пр. Но если священник будет достаточно непреклонен, то демон будет вынужден повиноваться, и назвать имя.
3. Фаза ярости. Демон являет свое истинное лицо: пребывая в беспокойстве и крайней степени гнева, он пытается смутить или испугать изгоняющих; ужасно ругается, выкрикивает разные оскорбления; по помещению разливается зловоние, иногда чувствуется запах серы; раздаются сильные шумы и грохот; бес начинает говорить о себе в первом лице, а о жертве в третьем.
4. Стадия голосов. В помещении начинают раздаваться страшные голоса, изрыгающие богохульства. Экзорцист должен их игнорировать.
5. Этап борьбы. Столкновение демона с Высшей Силой. Голоса смолкают, и начинается нравственное, иногда переходящее в физическое (вот где понадобится сильный ассистент-рукопашник) противостояние между дьяволом и экзорцистом.
6. Заключительный этап ритуала. Жертва освобождается от дьявольского присутствия. Очень часто, после того, как демон покидает человека, тот ничего не помнит из того времени, когда был одержим.

Случаи одержимости В XVII веке

Как уже отмечалось, в истории, по крайней мере, в открытом доступе, почти нет упоминаний об одиночной одержимости. И вовсе не потому, что таких примеров было мало. Просто никому не хочется, чтобы тяжелая психологическая травма, даже успешно излеченная, стала предметом обсуждения посторонних. Это естественно.

Другое дело, если происходила эпидемия беснования, которая охватывала целый коллектив. Здесь мы рассмотрим два, наверное, самых популярных случая. Несмотря на то, что они были достаточно подробно исследованы во множестве религиозных и исторических публикациях (не говоря уже о скандальной хронике), мы, по мере своих скромных, попытаемся дать собственную оценку.

Итак, оба случая имели место в первой половине XVII века, оба во Франции и были настолько похожи, что можно смело проводить исторические аналогии.

В 1610 году на юго-востоке Франции, а конкретнее в Провансе, а еще конкретнее в городе Эксе (Aix-en-Provence) жил себе да поживал монастырь урсулинок. Но с некоторого времени окружающие начали замечать явно ненормальное поведение «благочестивых» последовательниц святой Урсулы. А именно у двух монахинь стали наблюдаться приступы безумия с явным сексуальным оттенком. Решили, что сестры одержимы и попытались изгнать дьявола, но безрезультатно. Одна из монахинь, Луиза де Капель, призналась, что в ней сидят три демона: Веррин – добрый (?) дьявол, некий демон воздуха и сам Левиафан. А этих беспокойных товарищей, по ее словам, наслал не кто-нибудь, а приходской священник из Марселя патер Луи Гофриди. Вторая урсулинка, Магдалина де ля Палю, видимо, посчитала, что три дьявола – это как-то не по-взрослому, и на голубом глазу заявила, что упомянутый патер своим колдовством вселил в нее целый легион демонов, а именно 6666 единиц. Затем признаки беснования стали проявляться и у других урсулинок. Вскоре об одержимости стало известно парламенту Прованса и, несмотря на защиту, которую имел Гофриди в лице марсельского епископа, он был арестован. Впоследствии появляются и другие показания: о том, что патер регулярно питался мясом некрещеных детей, посещал шабаши, занимался некромантией и тому подобными вещами. Гофриди все отрицал, но после пытки подписал признание.

Он был отлучен от церкви и, 30 апреля 1611, года его сожгли.

Второй случай является, чуть ли не копией первого. Правда, политики и интриг в нем побольше, поэтому о тех событиях сохранилось немало подробностей.

Но мы постараемся покороче.

В 1631 году в провинциальный городок Луден, расположенный на западе Франции, приехал из Бордо известный священник Урбан Грандье. Это был, по свидетельствам современников, красивый молодой человек, просвещенный, остроумный, красноречивый, не лишенный писательского таланта. На его проповеди собирались такие толпы, что про падающие яблоки можно было забыть и смело вспоминать о сливах.

В своих публичных выступлениях вновь прибывший падре позволяет себе насмешки в адрес кармелитов (монашеский орден, создан в XII веке на Святой Земле), и отпускает остроты в отношении монахов вообще. В кратчайшие сроки он становится необычайно популярен у изнывающей от провинциальной скуки женской части городского населения, и, в тоже время, как-то совсем не популярен у части мужской. Не обделенный достоинствами, но заносчивый до прямой наглости Грандье, ко всему прочему, был окружен ореолом неслыханной храбрости. Оказалось (возможно, это были слухи, но сам священник их не опровергал), что в 1618 году из-под его пера вышла сатира на самого всесильного кардинала Ришелье. Также он был известен, как автор работы направленной против целибата (обета безбрачия у католического духовенства). Такое вот «счастье» неожиданно свалилось на головы луденских провинциалов.

Рассорившись из-за собственной спесивости, со всеми с кем можно было в городе, Грандье рванул со всех ног к королю, дабы венценосец взял его под свою защиту. Так как на хамоватого священника поступил обстоятельный донос, подписанный уважаемыми гражданами Лудена. Король (Людовик XIII Справедливый) сначала был не против защитить известного проповедника, но кто-то уже шепнул ему на ухо, о любовных похождениях популярного падре. Достаточно сказать, что в Грандье была влюблена (и, возможно, не безответно) дочь королевского адвоката Мадлен де Бру, а у дочери королевского прокурора Филиппы Тринкант от него был ребенок. Состоялся суд, который полностью оправдал священника. Ему были возвращены должность и звания, которых он был лишен на время следствия.

Опальному церковнику свалить бы по-тихому из Лудена, да и дело с концом. Но Грандье, видимо, решил, что теперь ему море по колено и окончательно перестал видеть поле. Он начал не только высмеивать своих обидчиков, но и угрожать им, и требовать сатисфакции за перенесенные неприятности.

А, надо заметить, что в Лудене, как и в провансальском Эксе, существовал монастырь урсулинок. Обитель была небогатая, но состояла из сестер сплошь благородного происхождения. Заправляла там аббатиса Жанна де Анж, которая будучи еще мадам Жанной де Беклиер, отличалась, с одной стороны, необычным благочестием, а с другой – громадными амбициями. Она и в монастырь-то подалась, чтобы стать матерью-настоятельницей.

И вот, после триумфального возвращения Грандье, и без того экстравагантная аббатиса начала вопить по ночам, изрекать богохульства и непристойности. Она бредила молодым священником, утверждала, что он является ей в ангельском сиянии, но говорит, как дьявол, склоняя к греху. Очевидцы припадков настоятельницы сначала покрутили пальцем у виска, по решению ее духовника выпороли взбалмошную тетку, но Жанна продолжала буйствовать. Вскоре любовная лихорадка и истерика охватила и других монахинь. В городе заговорили об эпидемии одержимости. Виновным, естественно, считали Грандье, который, по словам урсулинок, заколдовал букет из роз и перебросил его через стену, окружавшую обитель. Дескать, монашки понюхали букет, и сразу же взбесились.

Вскоре весть о бесновании монахинь дошла до Парижа.

Для детального расследования этого дела были присланы особые чиновники и даже один священник от самой королевы. Дознание не пришло к определенным выводам, ибо к версии об одержимости скептически относились как верховный судья Лудена, так и архиепископ Бордоский. Но в дело уже вступили «высшие силы».

Дело в том, что упомянутая настоятельница приходилась родней королевскому советнику Лобардемону, который был назначен для следствия. А тот, в свою очередь, был хорошим знакомым кардинала Ришелье. Он немедленно доложил его высокопреосвященству, кто есть подозреваемый, и получил приказ арестовать баламута. Что и было исполнено.

Тем временем капуцин о. Транквилл, иезуит о. Жан-Жозеф Сурен, и францисканец о. Лактанций продолжали изгонять дьявола (дьяволов?) из урсулинок. Сеансы экзорцизма собирали толпы любопытствующих, а когда из Анжерской тюрьмы доставили Грандье, чтобы он сам провел обряд, состоялся полный аншлаг. Однако демоны упорствовали, и не собирались покидать тела монахинь. А эпидемия начала распространяться уже и за пределы монастыря.

Состоялся суд, и 18 августа 1634 года Грандье приговорили к казни, как колдуна, то есть через сожжение. Так же на этом суде, наверное, впервые в истории, был представлен договор сластолюбивого падре с Сатаной (сейчас манускрипт хранится в Национальной библиотеке Парижа).

При сожжении еретика или чародея палачи и судьи опасались последнего проклятия осужденного. Поэтому Грандье предложили молчать на эшафоте, а за это ему обещали удушение гароттой (специальной петлей-удавкой) перед тем, как зажгут огонь. Эта привилегия давалась только дворянам, которых казнили таким образом. Развратный священник согласился, и ничего не говорил ни по дороге к месту сожжения, ни на костре. Но палач, возможно, наученный кем-то из судей, завязал веревку так, что ее невозможно было затянуть.

Сгорая живьем, Грандье проклял своих палачей, а Лактанцию предсказал, что тот умрет через 30 дней, что и случилось. Говорили, что перед кончиной Лактанций дико кричал: «Я не виновен в твоей смерти, Грандье»! Участь двух других священников также незавидна. Отец Сурен во время проведения очередного обряда экзорцизма, уже после смерти Грандье, внезапно сам стал одержимым, и страдал много лет. Транквилл сошел с ума и умер через пять лет после процесса.

Конечно, приведенные выше примеры нельзя в полной мере назвать одержимостью. Без кренделя по имени Дьявол здесь, разумеется, не обошлось, но в основе этих событий лежат, все же, обычные человеческие страсти и пороки, возможно, выраженные в несколько гипертрофированной форме. И, надо заметить, предпосылок к этому было более чем достаточно.

Начнем с того, что практика тайного нарушения обета безбрачия в католической церкви тех времен была настолько распространена, что на это уже перестали обращать должное внимание. Священники почти в открытую сожительствовали с прихожанками, у епископов и кардиналов были жены, любовницы и даже семьи. Такое положение дел приобрело настолько масштабные размеры, что в обществе предпочли закрыть на это глаза, как будто ничего особенного не происходит. Это подтверждает оправдательный приговор Грандье по результатам первого суда. Во Франции вообще считали, что если церковник грешит с какой-либо женщиной, то он как бы «священнодействует» с ней, поэтому любовниц духовных особ так и называли – «освященные».

Нередко бывало, что сластолюбивые падре проникали и за монастырские стены, да и сами монахини, на фоне всеобщей вседозволенности, часто не отличались благочестием. «Декамерон» Боккаччо писался отнюдь не на пустом месте.

Действительно Гофриди, будучи единственным мужчиной, допускавшимся в монастырь для совершения служб и исповеди, без зазрения совести соблазнял монахинь, а Грандье своих «благочестивых» прихожанок. Историками установлено, что Гофриди действительно совратил одну из урсулинок (Магдалину де ля Палю), когда она была еще его воспитанницей. А вторая монахиня, одержимая ревностью (а может и любовью, - кто знает?) сестра Луиза, по свидетельствам современников, была вообще не совсем нормальна.

Известный врач, гуманист и демонолог Иоганн Вейер в XVI в. писал, что многих монахинь любовь доводила до бешенства, и причиной тому служила тупая скука, переходящая в тоску и отчаяние. Также он рассказывает об одном испанском священнике, весьма почтенного возраста, который после посещения одного из женских монастырей повредился рассудком. Он заставлял служить обедни, чтобы Господь даровал ему право жениться на всем(!) монастыре. А в 1491 году, во французском монастыре в Кенуа-Уэст, духовник смог стать любовником всех монахинь.

Также такому положению вещей потворствовал экстатический, если не сказать экзальтированный, духовный опыт в католицизме и, прежде всего, в монашестве. Жажда потусторонних откровений и видений была так сильна, что нередко в описаниях католических святых присутствуют не только мотивы экстаза, но и явный эротизм.

Например, в «Автобиографии» испанской монахини Терезы Авильской (1515-1582 гг., католическая святая, преобразовательница ордена кармелиток, писательница) есть описания ее видений с участием некоего ангелочка (амурчика?) с огненным копьем, который вонзал оное в тело монахини и «боль от этой раны была так сильна, что я стонала, но и наслаждение было так сильно, что я не могла желать, чтобы окончилась эта боль; чем глубже входило копье во внутренности мои, тем больше росла эта мука, тем она было сладостнее». Заметим, что у Терезы всю жизнь были проблемы с ее духовниками. Нормальным священникам как-то сложно было представить, что опыт таких видений можно соотнести с христианством вообще и монашеством в частности.

Другая католическая святая итальянская монахиня-францисканка Анджела из Фолиньо (1248-1309 гг.) в своих «Откровениях» описала интимные отношения со Христом. Более того, по ее словам или видениям, Сам Господь признался Анджеле в любви. И эти примеры не единичны. Вот и св. Гертруда Великая (1256-1302 гг.) в своих страстных видениях сочеталась браком с Богом через Его сердце.

Понятно, что если отшельницы признанные святыми не чурались мистико-эротических переживаний, то, что уж говорить об обычных монашках?

Рассматривая какодемонию (психиатрическое название одержимости) отец-основатель, гуру и кто-там-еще психоанализа дедушка Фрейд, пришел к выводу, что демоны есть не что иное, как подавленные желания. Старина Зигмунд считал, и искренне в это верил, что истоки почти всех человеческих психологических проявлений лежат в сексуальной сфере. Несомненно, в чем-то он был прав. В конце концов, даже у свихнувшегося философа Ницше можно найти пару-тройку утверждений, с которыми сложно спорить.

И если мы отбросим официальную версию католических церковников, и будем рассматривать приведенные выше случаи с точки зрения близкой к психиатрической, то здесь можно выделить один интересный факт.

А именно знатное происхождение урсулинок в обоих монастырях. Казалось бы, что тут такого? Ан, нет. Фигушки. Это имеет серьезное значение.

Сословное разделение в средневековом обществе было одним из краеугольных камней существования. И церковь того времени, как обычная, так и монашествующая, не была исключением из правил. Хотя в христианском монашестве наличие или отсутствие чинов и званий, вроде бы, никого волновать не должно, но на практике в Европе это выглядело по-другому. И, хотя и были исключения из правил, например, Фома Аквинат (потомок графского рода, ушедший в нищенствующий монашеский орден), в большинстве своем, в обитель, где проживали благородные, как-то не принято было принимать простолюдинов. Другими словами, появлялись некие отдельные духовные анклавы, которыми управляли, и в которых тусовались исключительно дворяне. Среди знатных родителей существовало обыкновение отправлять в эти замечательные заведения своих дочерей на воспитание, до достижения возраста совершеннолетия. Позже монастыри заменили, так называемые, пансионы, или, если хотите, «Институты благородных девиц», которые, по сути, были прямыми наследниками их традиций. Туда же отправлялись и родовитые особы не совсем вписывающиеся в общество. Иначе говоря, «скорбные на голову».

Ну, в самом деле, не отправишь же родственницу со слегка поехавшей «кукушкой» в обычную «дурку», где уж точно полное «равенство и братство»? Эдак слухи могут ненужные пойти, а там, глядишь, и пятно на семейной репутации появится. А так все чинно и благопристойно: отправилась девица в монастырь, по причине «глубокой веры и благочестия», решив удалиться от соблазнов суетного мира. Не надо думать, что католические обители того времени были сосредоточием психов, но, мягко говоря, встречались. И именно в монастырях не для простых смертных. На шизиков из числа холопов никто особого внимания не обращал, если были не сильно буйные. А вот знатную девицу, которая принималась «оригинальничать», следовало поскорее упрятать, дабы чего не вышло.

Таким образом, за стенами аббатств совершенно спокойно проживали, в той или иной степени, умалишенные «голубых кровей», что вполне устраивало обе стороны. Семья избавлялась от «неудобной» родственницы, а монастырь прекрасно существовал на богатые пожертвования благородных фамилий.

Одержимость и общество

И последнее в этой теме.

На самом деле, вопрос одержимости демонами в наши дни нельзя рассматривать отдельно от его истории. И, в первую очередь, от истории отношения к этому в том или ином обществе. Разумеется, я имею в виду «просвещенную» Европу и Матушку-Россию.

Здесь, собственно, нужно бы начать с рассказа об отношении к Дьяволу в западной традиции и на Востоке. Но тема сия настолько большая, что поговорим об этом отдельно в другой публикации.

Тут мы просто отметим, что сначала просто в Восточной, а потом, после 1054 года, и в Православной Церкви Сатане и демонам не приписывали и десятой доли того могущества, которым их наделял католицизм. Одержимых у нас называли «порчеными» или «кликушами», которых совершенно спокойно приказывали хорошенько выпороть где-нибудь на конюшне. Как показывала практика, мера была вполне себе эффективная.

Да и встречались бесноватые у нас не в пример реже, чем на Западе. Наши предки верили, что одержимость:

- это либо результат порчи, которую приписывали только очень сильным колдунам или ведьмам, считалось, что обычные чародеи на такое не способны, а значит, встречается очень редко;

- либо бесноватым становился такой закоренелый грешник (колдун, ведьма), что черти получали над ним полную власть, а это случалось еще реже.

Могущественные демоны в католицизме были гораздо ближе к людям. Западный человек жил в постоянном страхе перед силами тьмы и их Князем. Множество психических отклонений автоматически приписывалось действию инфернальных товарищей, а впоследствии не только отклонений, но и проявлений обычных человеческих эмоций и страстей. Именно вера в непосредственную близость дьявола, породила сначала протестантизм, а потом такое религиозное извращение, как пуританство.

До сих пор в Риме на специальном факультете университета Athenaeum Pontificium Regina Apostolorum (Папская школа Королевы апостолов) готовят экзорцистов. Встречается мнение, что это пережиток, дань традиции или нечто с налетом театральности. Но это далеко не так. Подобное заведение в такой обстоятельной организации, как Ватикан, где умеют очень хорошо считать деньги, появилось явно не от сырости. Дело в актуальной необходимости на Западе наличия экзорцистов, так как одержимость (действительная и мнимая) распространена в гораздо более серьезных масштабах, чем в России, где такие учреждения никогда не требовались, а демонов изгоняют простые священники, естественно, с благословения правящего архиерея.

Спасибо за внимание. До скорого.

Нашли ошибку?